Пожилая соседка рассказала, что ждет людей в старости
Иногда судьба селит рядом с нами не просто соседей, а настоящих героев, о которых хочется писать книги. Одна пожилая женщина из обычной панельной многоэтажки может стать куда ярче любой мотивационной лекции. Ей – 86, но в ней столько жизни, что, глядя на нее, молодёжь невольно перестает ныть о «хронической усталости».
Про нее во дворе говорят вполголоса, с уважением и чуть-чуть с недоумением: «Вы видели, как она сегодня снова ругалась с дорожниками, а потом носила им бутерброды и компот?» Это не анекдот, это среда. И если бы кто-то однажды решил собрать книгу «Непридуманные истории о долголетии», эта соседка стала бы первой героиней.
Она шутит о себе с лёгкой иронией: «Я – безумие и отвага в одной упаковке».
При этом выглядит так, будто всю жизнь провела не в кресле, а на марафоне: утром – с лейкой и шлангом в цветах, вечером – с внуками, а в перерывах между делами – с вязанием в руках. И ведь успевает – всё.
В такие моменты понимаешь, насколько сильно у людей разнится представление о старости. Кто-то в 60 лет уже в панике гуглит симптомы заболеваний, а кто-то в 80 с лишним торгуется на рынке, словно всю жизнь к этому шёл. Причем торгуется не из жадности, а потому что это – диалог, живое общение, азарт, искра.
«Когда человек стар, он должен больше делать, чем когда молод», – писал Гёте.
Видимо, знал, о чём говорил.
Жизнь началась после 40
Самое удивительное: активной, любознательной, живой эта женщина стала… после 40. Да, именно тогда, когда, как она говорит, вдруг поняла – старость начинается не с морщин, а с мыслей о том, что «всё уже позади».
До 40 лет она считала себя немолодой. Серьёзно. Говорила, что «жизнь прошла», что начинать что-то новое – поздно, что любопытство к миру уже не пристало. Сидела за чертежами (по профессии архитектор), избегала шумных компаний, почти ни с кем не дружила. В ней, как она вспоминает, тогда было больше усталости, чем во все последующие десятилетия.
А потом… что-то изменилось. Незаметно. Сначала – интерес. Потом – желание. Потом – привычка к действию. Она начала рисовать, играть на гитаре, учиться шахматам, снова влюбляться в жизнь. Как будто на каком-то этапе ей просто стало обидно – за потерянное время, за нелюбопытные годы.
И что особенно трогает – даже на одиночество она не жалуется. Наоборот. Говорит, раньше оно тяготило, теперь же стало драгоценным временем. Потому что одиночество может быть бедой, а может – покоем, если внутри всё в порядке.
«Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет», – писал Франц Кафка.
Что самое опасное в старости
С её слов, дело не в возрасте, а в том, есть ли внутри огонёк. Не пламя, которое обжигает, а именно огонёк – тёплый, уютный, устойчивый. Он не боится ветров, потому что не зависит от них.
Она любит повторять, что в старости опаснее всего не морщины, не таблетки и даже не потери. Самое опасное – это лень. Та самая, внутренняя, тихая, вязкая. Она подкрадывается не снаружи, а изнутри. Уговаривает: «Зачем идти? Полежи. Зачем говорить? Молчи. Кому ты там нужна?» И если ей поверить, всё – человек уходит в себя и начинает стареть по-настоящему.
Цицерон однажды заметил: «Ничего так не следует остерегаться в старости, как лени и безделья».
Кажется, ему бы понравился наш подъезд.
О мечтах
Как-то она призналась, что в детстве мечтала стать актрисой, но стеснялась сцены. Теперь же вся её жизнь – маленький спектакль, в котором она и режиссёр, и постановщик, и главный персонаж. С юмором, с самоиронией, без лишнего пафоса.
Когда она смотрит на своих правнуков, то говорит: «Они думают, что я из каменного века. А я думаю, что они пока просто не знают, как замечательно быть живым человеком».
А однажды, когда кто-то из молодых жильцов (всегда кто-то из молодых!) спросил её: «А что нас всех ждет в старости?», она, не задумываясь, процитировала Крылова:
«Погода к осени дождливей,
А люди к старости болтливей».
И добавила: «Да не болтливей – живее. Потому что больше хочется рассказать. И больше – успеть».
Вот, казалось бы, смешное двустишие. Но за ним – целая философия. Старость может быть временем рассказов, не жалоб. Временем щедрости, а не страха. И если есть возможность рассказать, быть услышанным, вдохновить – почему бы не говорить?
Марк Твен как-то язвительно заметил: «Возраст – это то, что есть у других. Я – просто опытный».
И в этой фразе – вся суть: опыт – да, возраст – понятие условное.
Соседка живёт не по возрасту, а по внутреннему ритму. Иногда этот ритм – быстрый, иногда – замедленный, но всегда – наполненный. Она не боится просить прощения и не боится отчитывать. Может подойти к молодым девушкам во дворе и сказать: «Девочки, юбки – это не только про колготки, это про достоинство. Помните об этом». А через минуту – рассмеяться, увидев, как подбежала её собака в кроссовках. «Всё. Снимаю вопрос про юбки. Видимо, мир изменился!»
Это удивительное качество – быть строгой, но доброй. Прямой, но не обидной. И главное – по-настоящему интересной. Потому что жизнь прожита, как говорится, не зря. И еще проживается. Не доживается, а именно проживается. До конца, до конца нити, до последней краски на палитре.
Если вдуматься, то такие люди учат нас главному: не нужно бояться старости. Нужно бояться не жить. Не замечать. Не любить. Не учиться. Не делиться.
А старость… Старость – это просто еще один возраст. Тот, в котором, как вино, раскрывается характер.
Что думаете по этому поводу? Делитесь в комментариях!
