Слова, после которых жалко всех мужчин: стихотворение Николая Рубцова
Честно? О стихах Рубцова мало кто вспоминает. Не потому что он слабый поэт или неинтересный. Просто он – из другого времени. Не из того, где хайпы, сторис и клиповое мышление. Его стихи не гуляют по интернету цитатникам и не озвучены модными актёрами. Он – как письмо на бумаге, забытое в ящике письменного стола. Тихий, северный голос – слышен только тем, кто прислушивается.
А жизнь у него была короткая. И горькая. Родился в селе Емецк Архангельской области. Отец, по одной версии, погиб на фронте. По другой – выжил, женился снова, но к сыну не вернулся. Мать умерла. Детский дом. Шестилетний мальчик с большими глазами и стихи вместо игрушек.
Он работал на военном полигоне, служил на эсминце. Потом – Литературный институт, Вологда, квартира. Казалось бы – вот она, та самая «тихая радость», которую он воспевал. Но… всё слишком рано. Смерть в 35, ссора с любимой женщиной, тоже поэтессой. Людмила Дербина – не просто имя, а целая трагедия русской литературы. Их последняя ночь напоминала сцены из «Ромео и Джульетты», только без романтики. Кричали, хватали друг друга, душили не словами – руками. У Николая не выдержало сердце. А Людмилу осудили. Восемь лет. Не за убийство, а за то, что не смогли договориться. Кто знает, может, обоим просто хотелось, чтобы их кто-то понял. Кто-то пожалел.
И вот среди всей этой пыльной биографии вдруг попадается стихотворение. Настолько обыденное, что от него холодно становится. Как будто читаешь чью-то исповедь на кухне под лампой, когда за окном метель и никто не звонит.
Живу я в Ленинграде
На сумрачной Неве.
Давно меня не гладил
Никто по голове.
И на рабочем месте,
И в собственном углу
Все гладят против шерсти
А я так не могу!
Пусть с горя я напился
Я тоже человек!
Зачем не уродился
Я в двадцать первый век!
И становится не по себе.
Такая простая строчка. А в ней – бездна. Потому что действительно: кто гладит взрослых мужчин по голове? Кто их вообще жалеет? От них всегда чего-то хотят: денег, силы, мудрости, стабильности. А кто им даёт что-то просто так? Без просьб и условий.
Пусть с горя я напился –
Я тоже человек!
Эти строки – как камень в окно. Напоминание, что за суровой щетиной и немногословием – не броня, а кожа. Живая, ранимая.
Есенин тоже ведь об этом говорил:
Ты меня не любишь, не жалеешь…
Разве я немного не красив?
Как будто все эти русские поэты столетиями пытаются сказать одно и то же: «Пожалей меня. Я устал». Но мы не слышим.
И ведь правда – русских мужчин жалеют редко. Почему-то считается, что настоящему мужчине жалость не нужна. Надо быть сильным, надёжным, непробиваемым. В результате – бесконечное одиночество в собственной квартире, бутылка вместо диалога, инфаркт вместо отпуска.
Иногда хочется просто подойти к своему близкому человеку. Сесть рядом. Положить руку на плечо. Сказать: «Ты не обязан быть героем. Ты можешь просто быть». Пусть даже он храпит, забывает годовщины, не умеет чинить розетки. Всё равно – он старается. Он тащит. Он молчит, когда тяжело. Он многое не говорит, потому что боится расплакаться. А кто сказал, что слёзы – это слабость?
В каждом мужчине – мальчик, который помнит, как его гладили по голове. И в каждом – тоска по этому прикосновению.
Как писал Шекспир: «Сколько боли может прятаться в одном молчании…»
И Рубцов это понимал. Может, именно поэтому он не писал о победах и свершениях. А о том, что в сердце. О тоске. О безмолвной надежде, что кто-то – всё-таки – прижмёт тебя к себе и скажет: «Ты жив, ты нужен. Отдохни».
И, пожалуй, если хоть один человек после этих строк подойдёт к своему мужу, отцу, брату, положит руку на его голову и просто скажет: «Спасибо», – значит, поэзия Рубцова не напрасна. Значит, его голос всё ещё звучит.
Что думаете по этому поводу? Делитесь в комментариях!
